На ночь глядя посмотрела снова 5-ю Чайковского из Токио (диск в плейере застревает, но в компе идет нормально). Не думала, что хватит духу на все, но в очередной раз не могла оторваться. Это не просто музыка... Это драма, и каждый оркестрант в ней участвует. Я уже присмотрелась ко многим берлинцам, некоторых по именам знаю. Они выразительны... Все эмоциональные взлеты и спады идут через них.
Аббадо... какое это необычное все же сочетание старой изнутри знакомой музыки и человека сравнительно нового для меня, который тем не менее - с головой в этой музыке. Есть места, где он улыбается там, где у меня были совсем другие чувства... Но это два-три момента. А остальное - сходится. Его понимание - близко моему. Я удивляюсь по ходу, как странно, что эта симфония сохранилась во мне с 20 моих лет в целом и нетронутом виде... когда ушло и переварилось столько всего. Конечно, все было проще. То состояние возвращается отблесками. Теперь на эту музыку ложатся нажитые за это время внутренние бури. И она - глубже и тяжелее. Это не просто о внешних "Монтекки и Капулетти", как в моем придуманном балете, а о том, как стоять лицом к лицу с ужасом и смертью в себе. И с жизнью, когда она то щедра, то безжалостна. О глубинной жизни художника и просто человека. О том, что мучение и счастье неотделимы. И о многом таком сложном... Ко всем этим чувствам-мыслям приводит Аббадо. То, как он дирижирует, раскрываясь полностью, не утаивая ничего в себе, даже слез (это было почти незаметно, но я заметила).
Вот как бы новое, что я незаметно выловила: его очень сильно временами колбасит и плющит, ибо музыка идет в такие дебри и пропасти (опять Мория), и добровольно же он колбасится... просто идет навстречу всем ужасам и болям, открыто, без гордыни. Но - через какой-то момент в нем зажигается огонек такого чистого, детского упрямства - "Нет, я не сдамся!" - и он двигает оркестр, как странную свою армию, вперед, смелее, вперед... И - вот самый финал, последнее усилие, все! - а скрипачи вдруг так счастливо заулыбались : "Все, победили!!"
Это было особенно. Когда оркестр и дирижер творили такую музыку и жили ею...

Ох, как многому тут можно научиться.